В джунглях Москвы. Роман - Петр Алешкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
Егоркин не заметил, как поезд тронулся, покатил, мягко постукивая на мокрых стыках, не заметил, как прекратился дождь. Когда он в Уварове вышел на перрон, было сыро, зябко и уныло. Иван поежился, тряхнул плечами, разминаясь, и огляделся. Народ, выйдя из вагона, понуро и молчаливо разбредался по сторонам – одни вдоль вагонов – к переходу, другие – на площадь к автобусной остановке. Иван увидел на площади одинокий грузовик с крытым кузовом, решил, что кого-то приехали встречать, и с надеждой двинулся к нему, обходя лужи. Номер машины был незнаком, но вдруг по пути хоть километров пять. Напрасно надеялся Иван, – не по пути. Постоял он рядом с грузовиком, поглядывая, как разбредаются немногочисленные попутчики, вздохнул и решительно двинулся по мокрой, но твердой дороге. Была она когда-то засыпана щебенкой, машины разбили ее, растолкли, и теперь рытвины, колдобины заполнены мутной водой.
Идти по щебеночной дороге легко, если бы не тяжелая сумка, даже приятно шагать, приближая встречу с матерью, Валей. А нужна ли эта встреча Вале? – вдруг пришла мысль. Ждет ли она его? Как встретит? А как он сообщит ей, что приехал? А если из девчонок никто в клуб не ходит? Иван расстегнул куртку. Ветер дул в спину, подталкивал сзади. И был он не такой промозглый, как показалось сразу.
Машины изредка обгоняли Егоркина, шли навстречу. Он отходил на обочину, чтобы не обдали грязью. Пока не пытался останавливать. Машины местные. Но за городом, когда проходил мимо длинных приземистых зданий свиноферм откормочного совхоза, стал посматривать назад, не догоняет ли попутка, но машины сразу исчезли. Дорога стала хуже. Нужно было выбирать, куда ступать ногой, чтобы не зачерпнуть ботинком. Спустился с бугра в село Подгорное и пошел по улице. Избы здесь добротные, ошелеваные, выкрашенные, с железными и шиферными крышами. Село в километре от города. Многие живут здесь, а работают в Уварове. Химзавод вот он, рядышком дымит, на бугре. Двадцать минут прогулки – и в цехе.
Тихо на улице. Даже кур не видно, собаки из-под веранд выглядывают. Гусей и тех слякоть во дворы загнала. Сидят, молча смотрят по сторонам или под крыло носы засунули, дремлют, вспоминают летние дни, когда ватаги их были большие, гоготали, когда вдоволь, гонялись друг за другом в теплой воде. Тишина. И людей не видать: кому охота таскаться по грязи.
3
Магазин в Подгорном в противоположном от города конце, на самом выезде из села. Возле него всегда торчат летом машины, а трактора зимой. От Подгорного двенадцать километров до следующей деревни, да и дорога в стороне от нее пролегла, заворачивать надо, если в магазин приспело, а тут рядом проезжаешь, почему не остановиться. И продавец здесь женщина приветливая. Нальет – клянчить не надо.
Егоркин издали увидел две машины. Обе стояли носом на выезд из села. По пути! Егоркин заторопился. Чем ближе он подходил, тем сердце радостней колотилось. Знакомые машины. Номеров только не видно издали, грязью заляпаны. Близко уж совсем был Иван, когда из магазина вышел мужчина и направился к машине, сзади стоящей.
– Эге! – закричал Егоркин и замахал свободной рукой. – Погоди!
Мужчина оглянулся, остановился, стал ждать возле кабины. Егоркин побежал. Он узнал шофера. Был он из центральной усадьбы, из Павлодара. Иван не знал, как зовут его, но то, что он павлодарский, это точно!
– Погоди! – задыхаясь, радостно крикнул еще раз Иван.
– Жду! – откликнулся шофер.
Егоркин смотрел на него, радостно было, что не топать пешком до Масловки, и не заметил, как появился в дверях магазина Петька Чеботарев. Увидел он его только тогда, когда Петька заорал радостно:
– Ванек!
Спрыгнул с порога и побежал навстречу. Обнял, похлопал по плечам, радостно спрашивая:
– Сбежал? Наработался? Я знал, что ты сбежишь!.. Ну и правильно!
От Чеботарева сильно несло водкой. Видимо, только что в магазине махнул стаканчик.
– Я на денек…
– А-а! – так же радостно протянул Петька. – Давай сумку!..
Он взял и понес сумку к своей машине, бросил на ходу пожилому шоферу, который ждал Егоркина:
– Погнали, Панкратыч!.. Это Любаньки Егоркиной сын, Ванек!
– Понятно, – сказал шофер и полез в кабину.
– Соскучился по матери? – взглянул Петька на Ивана, открывая дверь кабины.
– Как она там? – спросил Егоркин.
– А че ей… Живет…
Егоркин очистил ботинки от грязи о подножку и сел на мягко хрупнувшее под ним сиденье. Машина Панкратыча прогудела мимо и покатила, погромыхивая кузовом, на бугор. Приятно было Ивану влезать в кабину, приятно ощущать, что повезло сильно – до самого дома доставят. Бросок по асфальту до Чуево-Подгорного, а там за час доползут по грязи. Но как было бы приятней, если бы сидел он сейчас в кабине незнакомого ему Панкратыча. Петька завел мотор, выехал на асфальт и покатил вслед за машиной Панкратыча.
– Тут не дорога, а песня! – взглянул Петька на Егоркина. – А после Чуево-Подгорного по-иному запоем… Говорят, возле Масловки у Киселевского бугра аммиачную станцию ставить будут, дорогу к ней заасфальтируют. Вот жизнь начнется!
Егоркин слышал об этом еще в Масловке, ничего не ответил Петьке, спросил о другом:
– В клубе-то как, бывает что?
– А что там бывает, режемся в домино да картишки… Чо там еще может быть?.. Сегодня школьники привалят из интерната. Набегутся! Галдеть будут…
– А Валька приходит? – спросил вдруг Егоркин и замер, ожидая ответа.
– Валька? – Петька чересчур внимательно смотрел да дорогу. – Ты, это самое… не огорчайся!.. Подумай сам… Армия… туда-сюда… Вечность! Ты жениться на ней сейчас не собираешься, нет! Ты в городе, она здесь! Ты же без девки сидеть не будешь?.. Она тоже человек… Поэтому не огорчайся и не осуждай ее… А я женюсь… Я в город не собираюсь. Нам здесь хорошо!.. До армии я хотел в город, но послужил – плюнул. Где родился человек, там и…
– Значит, правда? – перебил Иван.
Мокрый асфальт шипел под колесами. Кое-где он износился, потрескался. Машину трясло, когда колеса попадали в выбоины. Кузов погромыхивал. Видно было, как впереди грузовик Панкратыча притормозил, свернул и спустился на грунтовую дорогу, в грязь.
– Колька Скворец мне писал… – проговорил Иван после долгого молчания.
– А-а!
– А я думаю, почему она не пишет…
– А зачем? Оправдываться?
– Ну да!
Петька мягко свернул с асфальта, сменил передачу. Мотор завыл напряженней, машину стало водить по грязи из стороны в сторону, но все-таки двигались довольно быстро.
– Погоди! – сказал Иван.
Чеботарев взглянул на него.
– Остановись!.. Передашь матери моей сумку с продуктами, ладно?
– А ты? – выключил скорость Петька, глядя на Ивана.
– Я вернусь… Скажи матери, на вокзале встретил… Скажи, на Новый год приеду, а сейчас… на одну ночь… нечего… А Вальке… Вальке… Ладно, пусть у вас все будет хорошо… Ты прав, у меня в Москве девчонка есть… Галя, Галя Лазарева! Ну, счастья вам! – Иван улыбнулся Петьке жалко и побито, выбрался из кабины и быстро пошел, утопая в грязи, к асфальту, не выбирая дороги.
Вышел на шоссе, оглянулся. Машины медленно удалялись. Разбитая черная дорога тянулась к серому горизонту, к дальней лесопосадке, темневшей рядом с бесконечной цепью телеграфных столбов. Горько было, обидно, стыдно… Ну да, все это он предчувствовал. Внезапно за болью и обидой почудилось ему неясное облегчение, освобождение. Не ехал ли он в Масловку с тайной надеждой убедиться в том, что Валя гуляет с Петькой? Машины удалялись… Вспомнилась мать. Застонал Иван. Она-то ждет, а он… Повернул назад, без сумки быстро дотопает до деревни. Сердце колотилось: Ва-ля! Ва-ля! Иван сел на пучок влажной соломы на обочине и ткнулся лбом в поднятые колени.
4
Галя слышала шаги матери и Наташи в коридоре. Мать сердилась. Она не могла что-то отыскать и ругала Наташу. Сестра отказывалась, громко говорила, что она не брала. Мать заглянула в комнату и спросила у Гали, не видела ли она платок.
– На кой он мне…
Галя вспомнила, что мать с отцом вчера вечером договорились съездить в Клин к двоюродной сестре отца.
Мать, ворча на свою память, вышла, но появилась Наташа. Она была моложе Гали, но выше ростом, плотнее, крепче. И характером сильнее, энергичней. Галя иногда дразнила сестру акселераткой, а Наташа в ответ обзывала заморышем.
– Ты долго валяться будешь?
– Иди отсюда! – нарочно сердито схватила Галя с пола тапок и замахнулась.
Наташа исчезла за дверью. Галя засмеялась, Наташа высунула голову из-за двери.
– «Утреннюю почту» проспишь!
Галя снова опустила руку с постели к тапкам, и голова Наташи скрылась.
Настроение у Гали было невеселое. Оттого-то и вставать ей не хотелось. Лежала, чувствовала себя больной. Вечером легла она рано, но заснуть не могла. В большой комнате долго смотрели телевизор родители с Наташей. Алеша, когда пришел с тренировки, заглянул к ней, спросил:
